Домовой. Россия

В 1991 году я впервые побывал в Уфе. Там проходила Первая уфимская зональная уфологическая конференция, и мне, москвичу, было предложено выступить на ней с докладом.

На второй день работы конференции случай свел меня с уроженкой Уфы Людмилой Кузнецовой, женщиной средних лет. Мы с ней познакомились вечером в продовольственном магазине в очереди за вареной колбасой. Маясь от скуки и этой длиннейшей, винтом закручивающейся очереди, я рассеянно слушал, о чем толкуют между собой люди, стоящие вдоль магазинного прилавка рядом со мной. Беседа двух женщин, дважды мелькнувшее в ней слово «домовой» в мгновение ока вывели меня из состояния томительной прострации, и я, не мешкая, встрял в их разговор.

То, что рассказала одна из них – Кузнецова, показалось мне настолько любопытным, что я надумал включить ее сообщение в книжку, которую вы сейчас читаете. Сообщение замечательно вот чем: в нем , как в зеркале, отразились основные приметы, наиболее характерные черточки рассказов о «домовых, которые лечат». А таких рассказов накопилось в моем личном архиве немало. Случай Людмилы Кузнецовой – один из них, идеально среднестатистический, типичный.

В январе 1990 года Кузнецова сильно простудилась. Удушающий кашель перестал рвать ее бронхи лишь спустя месяц, но общее недомогание все никак не проходило.

- Особенно плохо было с головой, - вспоминает Кузнецова. – Беспрерывно мучали стреляющие боли в затылке и в левом виске. Сильно болели зубы с левой стороны и левое ухо.

В середин марта Людмила очнулась однажды утром, вся разбитая, невыспавшаяся, с пульсирующей болью в челюсти, в ухе, в затылке. С трудом открыла она глаза и мутным больным взглядом окинула комнату.

За окном угадывались первые проблески рассвета.

Возле постели, увидела Людмила, молча стоял в предрассветном сумраке ее муж. Взор его был направлен куда-то поверх головы Кузнецовой – в стену.

Женщину озадачил этот странный задумчивый взор в никуда, обычно не свойственный мужу. Внезапно она осознала, что ясно слышит сонное спокойное дыхание своего супруга, спящего на тахте в соседней комнате. Людмила вдумчиво прислушалась. Ней, ей не померещилось. Сквозь приоткрытую дверь доносилось из той комнаты мерное мужское сопение, столь хорошо знакомое ей.

Но если не муж, то кто же, невероятно похожий на него, стоял в таком случае сию минуту возле постели Людмилы?!

Тишину, царившую в доме, разорвал душераздирающий кошачий визг:

- Мяу!

Кот, дремавший поверх одеяла в изножии постели, вскочил, выгнув спину дугой. Шерсть на нем встала дыбом. Глядя в упор на мужскую фигуру, висящую посередине комнаты, кот еще раз испустил свое истошное «Мяу!» и стремительным прыжком соскочил с постели на пол. Он приземлился в шаге от той таинственной фигуры и, ни на мгновение не задерживаясь, обогнул ее, шипя, по широкой дуге, кинулся из комнаты вон.

- В этот момент я сморгнула, - рассказывает Людмила Кузнецова. – И вдруг вижу – «муж», только что столбом стоявший передо мной, исчез. Был человек, и нет его. Сгинул куда-то. А на том месте, где он маячил, появились два огромных миндалевидных глаза, будто два фонаря, подвешенных в воздухе непонятно на чем. Я хорошо разглядела кроваво-красные зрачки и мглисто-розоватую радужную оболочку вокруг них. Глаза светились. Мне стало страшно. Язык и голосовые связки отказались подчиняться мне. По всему телу разлилось онемение.

Кроваво-красные, светящиеся глаза повисли несколько секунд неподвижно в воздухе, а потом к ужасу женщины пришли в движение. По пологой кривой они резко снизились и полетели к изголовью постели, на которой лежала, потея от страха, Людмила Кузнецова, полностью обездвиженная, накрытая, судя по всему, мощным контактным полем.

- Глаза застыли, как два гигантских светлячка, в 30 примерно сантиметрах от моего лица, - говорит Людмила. – Они таращились на меня, зрачки в них не двигались. И тут я, пытаясь хоть как-то объяснить для самой себя происходящее, вспомнила рассказы своей бабушки о домовом. Когда я была маленькой, бабушка развлекала меня байками о том, кого называла «соседко». По ее словам, у «соседко» были горящие глаза. Бабушка самым серьезным образом уверяла меня, что домовой, «соседко», есть реальное существо, вот только далеко не в каждом доме он живет. Если к тебе, внученька, пожалует в гости «соседко», говорила бабушка, ты спроси у него: «К добру? Или к худу? Он непременно ответит. И ты, деточка, будешь знать, ждут тебя в ближайшем будущем большие радости или же, наоборот, крупные неприятности…

Язык во рту Людмилы не двигался. Язык был опечатан тем, что я условно называю контактным полем. Неглупая женщина, Кузнецова учла это обстоятельство и попробовала вступить с «соседко» в телепатический контакт. Спросила про себя, спросила мысленно:

- К добру? Или к худу?

И услышала в ответ низкий мужской голос, глухой, далекий, донесшийся словно бы из-за стены или из подвала:

- К худу.

Людмила, пусть и охваченная по-прежнему страхом, искренне возмутилась.

- Да что же это за безобразие такое! – вновь мысленно вскричала она. – Как ты смеешь говорить «К худу»? Я же и так вся больная с ног до головы. Третий месяц подряд маюсь от диких болей, жить уже не хочется вообще. А ты, «соседко», обещаешь, что будет, мол еще хуже. Да уда уж хуже! – И Людмила заплакала: - Хуже, «соседушко», не бывает.

Едва она договорила свой мысленный диалог до конца, как глаза снова стронулись с места. Они слегка привзлетели, затем двинулись вперед и зависли над головой Людмилы, лежавшей на постели на боку.

- Подчеркиваю, я видела только глаза, - сказала, вспоминая, Людмила. – Они принадлежали невидимке. Но когда громадные эти глазищи нависли надо мной, я явственно ощутила на затылке дыхание «соседко». Теплая, даже очень теплая струя воздуха стала периодически овевать мой затылок – непосредственно то месте, где были стреляющие боли.

«Соседко» мерно дышал, продолжая буравить женщину огненным взором.

Прошли две или три минуты.

Людмила почувствовала, что начинает задыхаться. У нее резко участилось сердцебиение, а затылок, нагретый жаркими вздохами «соседко», пылал уже так, будто к нему приложили раскаленный утюг.

Не в силах терпеть далее, Кузнецова молвила мысленно:

- Ну, ладно. Мне тяжело. Иди с Богом.

Дыхание «соседко» тут же оборвалось, а его горящие глаза, вплотную нависшие над лицом распластанной на постели женщины, исчезли.

Спустя примерно полчаса Людмила, затаившаяся под одеялом как мышка, собралась с духом и решилась наконец встать с постели. Кряхтя, она выбралась из-под одеяла, спустила ноги на пол и вдруг осознала: напрочь исчезли куда-то боли, беспрерывно долбавшие в течение двух долгих месяцев затылок, подобно отбойному молотку.

А вот зато боли в челюсти и в ухе никуда при этом не улетучились. Пульсирующие болевые импульсы по-прежнему прокатывались изнуряющими болями по левой стороне лица.

Миновало две недели. И «соседко» вернулся вновь; произошло это опять на рассвете. Правда, на сей раз он имел другой внешний облик.

Кузнецова пробудилась как от толчка. Она увидела, как сквозь оконное стекло в комнату внедряется некое существо, смахивающее на помесь лохматой собаки и медвежонка. Оно было окружено чем-то вроде слабого дымного облачка.

- Почему вы уверены, что «медвежонок» и тот, кто приходил к вам раньше, - это одно и то же существо? – спросил я у Кузнецовой.

- Трудно объяснить словами, - ответила та. – Это было нечто вроде интуитивного озарения. Едва увидев «дымчатого медвежонка», я поняла, что он и есть тот самый «соседко»… Увы, не успела толком разглядеть его.

Пройдя, как нож сквозь масло, с шумным сопением сквозь оконное стекло, существо, по словам Людмилы, кинулось к ней. Снова навалилось на Кузнецову чувство онемения во всех членах, язык прилип к гортани.

«Медвежонок» одним прыжком преодолел расстояние от окна до кровати и прыгнул за спину Людмиле.

- Он там какое-то малое время посопел, попыхтел, устраиваясь, видимо, поудобнее, - вспоминает Кузнецова. – А потом принялся дышать мне прямо в больное ухо. Не понимаю, как это случилось, но я вскоре уснула, согретая дыханием «соседко».

А когда Людмила проснулась, то, во-первых, домового рядом с ней уже не было, а во-вторых, боли в ухе и челюсти как рукой сняло.

Женщина полностью выздоровела!

- С того дня, - говорит она, - начались в моей жизни довольно-таки странные события. Стали «гудеть» - другого слова не подберу – руки. Какие-то слабые токи бродили в них от плечей к ладоням. Ощущение было не из приятных. Как-то в разговоре с сослуживцами я обмолвилась об этом – мол, «гул» непонятный стоит в руках, что-то вроде подкожной чесотки. И кто-то из сослуживцев сказал: «А, может быть, в твоих руках появилась лечебная биоэнергетическая сила, о которой так много пишут сейчас газеты? Попробуй полечить людей наложением рук».

Людмила Кузнецова попробовала. Получилось!

И вот теперь она помогает людям, которые обращаются к ней с самыми разными своими хворобами. Важно отметить попутно, что она не ищет славы – не афиширует свои уникальные, неведомо откуда взявшиеся способности. Просто никогда не отказывает никому, кто бы ни пришел к ней. Накладывает руки, и человек выздоравливает.

Только что я назвал способности Людмилы Кузнецовой взявшимися невесть откуда. У Людмилы на этот счет иная точка зрения. Она уверена, что даром целительства ее одарил «соседко».

- Допускаю, это произошло чисто случайно, - считает она. – «Соседко», проникшись сочувствием ко мне, вылечил в два приема мои хвори, грозившие стать хроническими. И попутно, пока домовой возился с моим вышедшим из стоя организмом, произошла в том организме какая-то энергетическая перестройка. В результате мое тело превратилось в проводник энергии, целительной для людей. Откуда поступает энергия, спрашиваете? Не знаю. Из какого-то неведомого источника. Мне наплевать на то, где находится источник. Лично для меня куда важнее другое – я могу помогать людям.

Алексей ПРИЙМА, Глава из книги «Пришельцы ниоткуда» (Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 1996 г., Стр. 109-115)